Веселье огнедышущего танца
Вздымает и парит,
Как маленькие листья традисканций
На пальцах нереид.

Иль в пасти бешенного зверя -
Лукавство жалких тризн,
И, утешеньям вечности не веря,
В могиле пляшет жизнь.

Без истины, прохладно и открыто,
Ликуя и скользя,
Над пропастью проносятся сюиты
Кудрявого дождя.

И от камней избавленные боги
К веселию влекут,
И за слова выплескивает слоги
Водоворот минут.

Порядка обесцененная гибкость
Мешком лежит у ног.
Куда бежать? И кривит рот улыбка -
Ты сам себе есть Бог!

И вот уже подножье неба близко.
Над головами всех
Веселье из смешного обелиска
Встает и дарит смех.

1994

Крылья

Я печаль свою ветром укрою,
Рaзыщу свои старые крылья,
В незнакомое небо весною
Улечу от людского бессилья.

И кругом будут люди смеяться
И показывать пальцем на небо:
Что за птица в обличье паяца
Пролетела здесь справа-налево?!

Растворясь в синеве поднебесья,
Я спрошу в том заоблачном мире:
Почему так случилось, что спесью
Полон воздух, и воздух безлирен?

Отчего стало все вдруг реально,
И фантазии нет больше места,
И природы покой тривиальный
Не тревожит шальная фиеста?

Мне никто не ответит, я знаю -
Мир заоблачный пуст и заброшен.
И спустившись я крылья снимаю,
Их подальше упрячу от кошек.

Ведь когда-нибудь станет мне грустно
И захочется солнца и воли,
И заставит крылатое чувство
Вновь подняться из этой юдоли.

1997

Где были первые слова
О пламени тоски?
Я душу спрятал в рукава
Невидимой руки.

И все уснувшее во мне
Теперь не разбудить -
Мне мою душу на огне
Приказано спалить.

И что же делать, коль смола
Уж капает на грудь,
Стихи сгоревшие дотла,
Мне больше не вернуть.

Насыщен пустотой и сном
Мир боли и тревог,
И растворился, как фантом,
Придуманный мной Бог.

Я разучился понимать
Мелодию чернил
И мою серую тетрадь
Открыть нет больше сил.

1996

Я спал. Гитара пела тонко.
На флаги падали цветы.
И голос женщины-ребенка
Подсказывал, что это ты.

Холодный ветер шел с востока
Свобод, названий и цариц,
Ночь память мне рвала жестоко,
Как ветер перья мертвых птиц.

Среди зеркал, в стекле прозрачном,
Для новорожденных удач
Потемки радостно и мрачно
На небо отпускали плач.

И ты слезой смочила губы,
Я спал покорно, и звездой
Казался сон, и где-то трубы
По мне трубили упокой.

Покрыто тенью песен черных
Молчало сердце. Я молчал.
За пеленою снов узорных
В твоих руках тебя терял.

И, робко зренье обнаружив,
Я просыпался в тишине...
Но Бог иконный, неуклюжий
Уже не думал обо мне.

1994

Алекс Трудлер